Отец жил с онкологией уже шесть лет. Руками завистливых людей на комбинате Шмыгалев свел моего отца в могилу".
В последние несколько дней крупные СМИ и телеграм-каналы активно включились в обсуждении ситуации на Воронежском комбинате строительных материалов. Где-то авторы всеми силами обходят термин «рейдерский захват», а кто-то даже находит событиям, происходящим на предприятии, логичное, с их точки зрения, объяснение – честная скупка акций более быстрым предпринимателем. Не слышен был только голос одного акционера ВКСМ – Яны Чернышовой, дочери Бориса Затонского. Именно с ней мы и пообщались, чтобы выяснить, как в действительности обстоят дела на предприятии, и можно ли считать события, происходящие там, рейдерским захватом.
Мы предлагаем данное интервью с минимум редакционных правок и врезок. Единственное пояснение: после общения с Яной Борисовной один из персонажей этой истории явственно нам напомнил героя повести «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина – Иудушку Головлева. Собственно, это точное сравнение и было использовано автором в подзаголовке.
«Новость о мнимом увольнении добила моего отца»
Отец жил с онкологией уже шесть лет. Руками завистливых людей на комбинате Шмыгалев свел моего отца в могилу".
В последние несколько дней крупные СМИ и телеграм-каналы активно включились в обсуждении ситуации на Воронежском комбинате строительных материалов. Где-то авторы всеми силами обходят термин «рейдерский захват», а кто-то даже находит событиям, происходящим на предприятии, логичное, с их точки зрения, объяснение – честная скупка акций более быстрым предпринимателем. Не слышен был только голос одного акционера ВКСМ – Яны Чернышовой, дочери Бориса Затонского. Именно с ней мы и пообщались, чтобы выяснить, как в действительности обстоят дела на предприятии, и можно ли считать события, происходящие там, рейдерским захватом.
Мы предлагаем данное интервью с минимум редакционных правок и врезок. Единственное пояснение: после общения с Яной Борисовной один из персонажей этой истории явственно нам напомнил героя повести «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина – Иудушку Головлева. Собственно, это точное сравнение и было использовано автором в подзаголовке.
«Новость о мнимом увольнении добила моего отца»
- Яна Борисовна, расскажите, что происходило на заводе в тот момент, когда Ваш отец был еще жив.
- Последний раз Борис Николаевич был на комбинате 5 декабря 2021 г. Он проводил селекторное совещание, был обычный рабочий день. Утром следующего дня он упал, повредил больную спину. После этого, до своей смети, он лежал. Умер он 25 декабря. При этом он участвовал в планерках, ему привозили все бумаги вплоть до 22 декабря.
Борис Николаевич все это время был в здравом уме и твердой памяти. В один из дней он понял, что должен подарить мне все свои акции (34,43%), мы подписали договор дарения. В ночь на 22 декабря заместитель генерального директора по общим вопросам Владимир Жаглин провел так называемый «совет директоров». Выглядело это так: рано утром 22 декабря Жаглин с бешеными глазами пробежал по кабинетам, где находились члены совета директоров, с бумажкой собственного сочинения. В совет входят главный бухгалтер, акционер Валерий Бунин, сестра Жаглина Надежда Прудникова. Последней на месте не было. Как я думаю, он заехал предварительно е ней домой и все подписал.
После этого Жаглин утром 22 декабря, «бешено вращая глазами», по словам очевидцев, стал требовать от кадровиков, чтобы те уволили Бориса Николаевича.
- Как это «уволить»? Генеральный директор же был на официальном больничном?
- Мне позвонили кадровики и попросили к телефону отца, но он спал. Я поинтересовалась, в чем дело и почему в такую рань его решили потревожить. И в ответ получила – «его хотят уволить»…
Я была вынуждена рассказать отцу, что на комбинате происходит что-то непонятное. Ему стало хуже. Он попросил срочно привезти к нему и Бунина, и Жаглина. Мне кажется, он мог потерять сознание в этот момент, отцу стало плохо. По этому факту мы тоже написали заявление в прокуратуру.
Больничный лист я сразу передала в отдел кадров. А девочки, работающие там, рассказали, что Жаглин уже устроил форменную истерику, бегал по потолку, орал, только успевал раздавать указания о том, что нужно срочно печатать приказы, распоряжения. Все работницы отказались что-либо ему печатать, потому что у Жаглина не было таких полномочий. Но уже тогда он возомнил себя директором, бегал по предприятию и орал об этом н каждом углу, ожидая исполнения своих «приказов». От него требовали показать приказ о назначении на должность директора, но в ответ только было «Я – директор», «Я сказал», «Как скажу, так и будет».
В этот же день Жаглин лично пришел в кабинет Бориса Николаевича, взломал замок и поставил свой новый. А отец был еще жив.
Мне было не до выяснения отношений. Мы дома ждали врачей, остеопата, делали капельницы. До смерти и похорон ни с кем из акционеров я не связывалась. Но мне говорили, что творится там черт знает что.
«Иудушка» Жаглин действовал несамостоятельно. Самостоятельно просто не умел
- Что произошло после похорон Бориса Николаевича?
- После похорон я встретилась с Жаглиным, Прудниковой и Буниным на комбинате. Со мной был юрист и начальник службы безопасности. Жаглин сразу стал спрашивать: «Зачем мы здесь собрались? Все и так понятно». Я ему напомнила, что он, на минуточку, врач, которого Борис Николаевич по доброте и из уважения к его отцу Василию Жаглину приютил на комбинате, позволив сыну там числиться и любое время прийти работать.
- Получается, у Жаглина и вовсе нет опыта управления таким мощным предприятием, как ВКСМ?
- Он был врачом во второй поликлинике, хотел стать главврачом местной заводской поликлинички (она такая маленькая, что не дотягивает до статуса поликлиники). Но его отец Василий Иванович не решился доверить ему эту должность. Борис Николаевич из хороших побуждений сделал его заместителем директора по общим вопросам. Неплохая роль, согласитесь?
- Да уж, устроился хорошо. И как, согласился Жаглин обсуждать вопросы развития предприятия?
- Нет, Жаглин со мной разговаривать отказался. Тогда я выступила с примирительной инициативой, сказав, что Бориса Николаевича уже нет, а мы, как акционеры, не должны ссориться, поскольку мы наследники, и это было бы неправильно. Я – дочь Бориса Николаевича, Жаглин с сестрой – дети Василия Жаглина, Валерий Бунин – племянник главного бухгалтера, которая проработала с отцом и его другом на предприятии более 30 лет. Нам всем нужно дружить – жить, не ругаясь, сохраняя общее дело. А пока мы не поймем, насколько комфортно нам всем вместе, можем ли мы доверять друг другу, нужно назначить стороннего управляющего. Это мог бы быть человек с комбината, благо здесь работает много хороших специалистов. Мы, как совет директоров, будем контролировать этого человека – хоть каждый день, хоть раз в неделю, как нам это будет нужно.
- И что Жаглин?
- Он сразу спросил, что будет потом. Я ответила, что дальше мы поймем, насколько мы можем работать вместе, насколько являемся командой. Если мы не команда, то мы все вместе (!!!) принимаем решение о продаже предприятия. Я взывала к их разумам: продажа целого предприятия, если бы таковая вообще состоялась, была бы выгоднее. Но моя основная позиция была – попробовать пожить с назначенным управляющим, посмотреть, станем ли мы командой. Но гонор Жаглина было не остановить: «Я ничего ждать не собираюсь», «Я здесь лучше всех все знаю», «Вы здесь без меня все натырили, за счет завода сделал весь «ЯР» и прочую околесицу. Мне пришлось ему объяснить, что говорит он полную ерунду, потому что «ЯР» - целиком и полностью мой проект, выращенный с нуля. Это мой ребенок. «ЯР» всегда существовал и существует самостоятельно, могу показать все необходимые документы. Откуда такая зависть?
-Жаглину Ваш ответ явно не понравился.
- Конечно. Это ведь он – замдиректора по общим вопросам. Вроде бы как должен делать все и ничего. Приходить в 9 и уходить в 11. Не ночи. Предложила ему ради разнообразия попробовать потащить на себе подобный проект. И я лично не собираюсь быть никаким генеральным директором, слишком большая ответственность. Но за свои права в любом случае я буду бороться. Об этом я и сказал всем акционерам. Эта встреча была 29 декабря. Я предложила всем остыть, обдумать мое предложение и встретиться 4 января, чтобы расставить все точки над «i».
- И четвертого января ситуация повторилась?
- Да. Он снова ответил отказом. При этом, пока папа был жив, мы направили письмо в Арбитражный суд о наложении обеспечительных мер, поскольку произошел рейдерский захват предприятия. А 27 декабря обеспечительные меры были наложены Арбитражным судом. Но, несмотря на это, уже 10 января Жаглина зарегистрировали как генерального директора.По письму Бориса Николаевича обеспечительные меры действовали до 17 января. Дальше я составила уже документ от себя. От меня документ сначала не приняли, но сейчас мои права на правопреемственность признали. Решение пока еще не принято. Заседание назначено на март.
orig.jpg
А дальше все полетело с невероятной скоростью. Жаглин уже сейчас перестал быть генеральным директором, ему быстро нашли замену. На мои звонки он совершенно не отвечает. Я спрашивала, почему собрание 22 декабря прошло без участия отца? Оно же из-за этого нелегитимно. Прежде чем провести совет директоров необходимо было за месяц уведомить всех акционеров, разослать письма, если человек не может прийти сам, вместо него назначается доверенное лицо. Борис Николаевич болел. Так по какой причине вы его уволили? На что Жаглин мне ответил: «А что, он еще и умирать должен на этом месте?» Очень циничный человек, полная противоположность своему отцу. Да и все остальные акционеры повели себя так, как будто Борис Николаевич использовал их как лошадей, хотя они на предприятии ни дня не работали. Но все дивиденды они получали.
- Были ли «звоночки», что Жаглин способен на такие шаги?
- Борис Николаевич был очень сильным человеком. Папа был глыбой. Его все любили, уважали и боялись. Никто бы не посмел и слова сказать, никто бы и не хрюкнул против него. Да, отец говорил, что Жаглин ведет себя странно, неподобающим образом, выступает не по делу. Эдакий избалованный, капризный ребенок богатых родителей: пришел позже всех, развалился, в руках ключи крутит от автомобиля. Но это было всегда., как только Жаглин пришел на предприятие. До этого ему и клиники открывали. В итоге Жаглин и медицинскую деятельность бросил, перейдя на комбинат. Да и всю остальную деятельность тоже бросил. Да и если со всеми поговорить, оценки Жаглина будут одинаковые.
Я у него спросила: «Володь, а как ты пришел к выводу, что отец болен, и его пора сместить? Ты ему не звонил?». На что Жаглин сказал, что и не должен был ему звонить, у них же это было не принято. А глаза бегают. Жаглин сказал, что у него даже телефона отца не было.
Я готова была простить Жаглину события последнего месяца, если бы он согласился отмотать все назад, отказаться от должности гендиректора, отдать ключ от кабинета отца. «Еще чего. Ты только с комиссией туда войдешь». Он вскочил, убежал, привел трех женщин из разных отделов, а мне сказал подписать документ, что моя генеральная доверенность на управление предприятием закончилась. Жаглин встал надо мной и стал зачитывать свою бумажку. Девочек я отпустила, потому что на этот невроз смотреть было уже невозможно.
- Но самостоятельно же Жаглин провернуть такую схему не мог. Кто-то ему помог?
- Не кто-то, а Анатолий Шмыгалев.
Шмыгалев: умелый кукловод или циничный крохобор?
- Неужели девелоперу так приглянулся участок под ВКСМ? К Вам лично Шмыгалев обращался со своими предложениями?
- Шмыгалев появился на горизонте сразу после новогодних праздников. Мне позвонили и сообщили, что он со мной хочет встретиться., дело касается продажи комбината. Я ответила, что ничего продавать не собираюсь, а мой собеседник ответил, что вроде бы как все уже куплено, все вопросы были решены раньше.
И тут все встало на свои места, и стало понятно, кто тот загадочный кукловод, который руководил действиями Жаглина примерно с конца ноября прошлого года. Жаглин, несмотря на свои несобранность, эмоциональную неустойчивость, нервозность, не способен был бы самостоятельно провернуть такую комбинацию. Он способен на гадости мелкие и незначительные. Здесь проработка была жесткая.
А вот Шмыгалев – другое дело. Он уже направо и налево ходит и рассказывает о том, что купил комбинат. Я пришла к Шмыгалеву. Он тут же, виляя и юля, предложил поговорить спокойно. Я сразу предупредила, что спокойного разговора не получится, раз уж сам Шмыгалев ведет себя как ****а. Он меня знает, он мог бы поговорить со мной по-хорошему. Вместо этого он начал закатывать глаза, вертеть носиком. Может, если не вся эта ситуация, Борису Николаевичу было бы лучше, но руками этих завистливых людей Шмыгалев свел моего отца в могилу. Отец жил с онкологией уже шесть лет. Да, у него было облучение, упал иммунитет, но он бы выкарабкался. Но события на комбинате его добили. И виноват в этом – Шмыгалев.
Я попыталась воззвать к его совести, обрисовав его ближайшее будущее, когда его сторонники будут разрывать его наследие по кусочкам и уносить в свои норы, как шакалы. И спросила., почему он не обратился ко мне сам.
- Шмыгалев дал какой-то вразумительный ответ?
- Он начал что-то лепетать: «Ты знаешь, я думал тебе позвонить… Потом я застеснялся… А потом выяснилось, что у нас с Жаглиным дети в один класс ходили…» А сам Шмыгалев на этих собраниях вряд ли бывал. Кстати, Жаглин любит всем, в том числе и Шмыгалеву, жаловаться на свою притесненность. А между тем обе его дочери учатся в Германии.
- Ничего себе притесненность!
- Вот именно. А сам Жаглин тут такой притесненный. С 9 до 11 поработает, и притесняется. В общем, Шмыгалев сидел и хлопал глазами. «Ну вот зачем ты такая эмоциональная? Я уже все равно скупил у ребят все акции». А акции он забрать не мог, пока они не продадутся внутри нашего акционерного общества. «Это дело техники, нужно понимать. Пока они у меня на депозитарном контроле». Я не выдержала и назвала его циничным, мерзким рейдером.
Понимаете, к его мелким пакостям я уже привыкла. Они меня настигали дважды в жизни. Первый раз, когда я выиграла тендер на проведение ресторана под открытым небом в ходе Платоновского фестиваля, на мероприятии в Белом колодце. Шмыгалев попросил забронировать стол на 8-12 человек. Надо понимать, что столы там разлетались как горячие пирожки, а мы приехали зарабатывать и показать свой профессиональный статус. Они пришли со своим алкоголем, хотя делать это запрещено. Я к нему подошла и цивилизованно сказала об этом. «Ой, ну хватит тебе, чего ты?». В результате этот деятель и весь столик ушли, не заплатив вообще. За 12 человек. Я еще удивилась, кто бы это мог не заплатить – на мероприятии все были весьма состоятельные люди. Позвонила сама Шмыгалеву, а в ответ снова: «Ой ну хватит, что ты начинаешь?»
Второй инцидент еще более мелочный. Моя дочь работает в Испании, разрабатывает программы гастрономических путешествий по стране. Это у нас достаточно просто забронировать столик в любимом заведении. В Испании все иначе. Ее работа стоит $100. Ко мне обратилась жена Шмыгалева Мария Табачникова с просьбой составить подобную карту, не бесплатно. Дочь все сделала, ждала оплату за работу. В результате получила от Табачниковой гневную отповедь о своей мелочности, и что моя дочь должна была сделать все бесплатно и не возмущаться. Я долго извинялась перед дочерью, потому что Шмыгалев и его жена обещали заплатить, они – не мои друзья, чтобы получать бесплатно такие услуги. В результате дочь теперь отказывается работать с людьми из Воронежа в принципе.
- Муж и жена…
- Одна сатана. Я спрашивала как-то у отца, что это за человек такой -Шмыгалев. Он тогда сказал: «Дочь, не обращай внимания, обычная мокрушка». Не таракан, не клоп, а обычная деревенская мокрушка. Больше у меня не было точек соприкосновения с Шмыгалевым. И пока отец был жив, никто мне никаких гадостей не делал. Отец бы стер всех в порошок.
- Что сейчас происходит на комбинате?
- Я не знаю, меня туда не пускают. Ко мне вышла юрист, приняла письма, разглядывала, нюхала все документы и все.
Единственное, я однажды устроила диверсию и выступила скрытно для всех на селекторном совещании. Меня довели до того, что мне пришлось прийти к человеку, отвечающему за техническое обеспечение. Мне нужно было сказать, что на самом деле происходит на комбинате. Все селекторное я записала на диктофон. А в конце совещания я рассказала о нелегитимности Жаглина, о том, что к Борису Николаевичу никто не ездил. Сейчас по предприятию ходят непонятные люди, называют себя директорами, но они – захватчики. После этого завод закрыли со всех сторон.
Вместо послесловия
Ситуация на ВКСМ – не нова. Ни для Воронежа, ни для практики работы Шмыгалева. Печальная история концерна «Энергия», похвальба девелопера на тему скупки акций уже стали притчей во языцах. Давать оценку действиям акционеров мы так же не беремся – вдруг кто-то из читателей считает нормальным и экономически обоснованным предательство руки, которая кормила не один десяток лет и косвенное доведение мощного человека-творца до смерти? В любом случае, Иудушки Головлевы, мелочные, благообразные на вид, но гнилые внутри были, есть и будут всегда. Мы же выражаем свои соболезнования семье Бориса Затонского и продолжим следить за развитием событий на Воронежском комбинате строительных материалов.